(из бесед с писателем Анатолием Кимом)

И ПРОРОСЛО ЗЕРНО ТАЛАНТА

Пожалуй, самый загадочный писатель Анатолий Ким – один из тех, чью тайну творчества постигнуть невозможно. Он – разноликий, переменчивый, хранящий в своем слове многовековую мудрость своего народа. Больше тридцати книг написано им, но сахалинцам писатель близок и особенно дорог. Сахалин стал главным героем его первого сборника рассказов «Голубой остров». Поэт, драматург, эссеист, является еще и сценаристом. По его сценариям сняты три фильма – «Сестра моя Люся», «Месть», «Выйти из леса на поляну». Редко кто оставался равнодушным, прочитав его книги. Даже те, кто критикует последние вещи писателя, все равно с интересом следят за его творчеством.

Все вышесказанное я прокручивала в мыслях накануне встречи с известным писателем. Каким получится интервью со знаменитостью? Навстречу мне вышел очень приятный седовласый мужчина, выглядевший явно моложе своих 70 лет. В общении прост, спокоен, обходителен, интересен, и ни намека на писательскую звездность.

– Анатолий Андреевич, вас, корейца по национальности, называют русским писателем. Как вы к этому относитесь?

– С уважением. Так оно и есть. Дело не в национальной принадлежности, а в принадлежности к слову. На каком языке человек пишет и наиболее полно выражает себя, к той национальной литературе он и принадлежит.

Мой дедушка в 1908 году пересек дальневосточную границу. Корея – горная страна, земли очень мало. По законам предков земля доставалась старшему сыну, а многочисленные младшие братья должны были заниматься чем-то другим. Многие уезжали в дальние края. Где только не встречал я корейцев – в Африке, Австралии, Америке, даже на экзотических островах: Гаваях, Гаити, Фиджи. Все это потомки безземельных младших братьев.

Отец мой был учителем русского языка и литературы, поэтому в доме чаще говорили на русском. Окончательно я ощутил себя исключительно русским человеком и русским писателем в Республике Корее. Своим корейским друзьям тогда сказал: «Я – русский писатель. У каждого человека есть два родителя – отец и мать. Мой отец – Корея, а мать – Россия. И без матери жить я не могу…».

Кстати, находясь пять лет в Республике Корее как преподаватель университетов в Сеуле, неожиданно обнаружил в старинных родословных книгах, что я – прямой потомок одного из самых великих корейских средневековых поэтов – Ким Си Сыпа. Видите, древняя духовная струя ушла под землю и вырвалась в России в русском слове.

Но при этом вы прежде всего называете себя не писателем, а художником. Что все-таки было первично для вас?

– Когда мне исполнилось восемь лет, мы с семьей уехали на Дальний Восток. Сначала была Камчатка – там отец занимался с корейскими ребятишками, детьми рыбаков. Потом начались наши переезды – Хабаровск, Приморье и, наконец, Сахалин. В Горнозаводске я окончил школу и решил поехать в Москву.

– Нет, рисовать. А заронили в меня это дерзостное зерно учителя. Последние два года, 9-й и 10-й классы, мы учились у плеяды молодых педагогов, которые приехали на Сахалин после окончания Московского пединститута. Взяли и всей компанией отправились на край света. Это были блестяще подготовленные профессионалы. Поколение романтиков, нравственные и духовные ценности для них были куда выше материальных. Учителя произвели в наших душах настоящую революцию. В то время я начал рисовать. Тогда же полюбил и литературу. Преподаватели предложили нам издавать рукописный журнал. Не мудрствуя лукаво назвали его «Юность». Я стал главным редактором. Наверное, потому, что писал хорошие сочинения.

После школы поехал в столицу поступать в художественное училище. Кстати, в первый год не поступил и работал на стройке, освоил за это время рабочие специальности – плотника, штукатура, а впоследствии и машиниста башенного крана. Студентом стал на следующий год. Три года прожил довольно благополучно, пока на меня не обрушились… стихи. Я учился на театральном факультете, из нас готовили художников-постановщиков. Практику проходил в Новокузнецком театре, в этом городе жила моя сестра. На одном из спектаклей услышал строчку из Уитмена: «Ребенок принес мне горсть травы. И спросил: «Что это?» В этих словах была беспредельность. Я понял, что такое поэзия, ее душа, и мгновенно начал писать стихи. Это стало настоящим бедствием для меня. С 4-го курса училища ушел в армию, чтобы разобраться в себе, – нельзя гореть с двух сторон. Свои силы нужно было посвятить чему-то одному. Получилось, что литература обрушилась на меня через поэзию, а дорога к ней была через живопись. Но и сейчас в литературе я пишу как художник, избегаю общих фраз и стремлюсь к цветовой гармонии.

НОСТАЛЬГИЯ ПО ЮНОСТИ

– Насколько я знаю, это ваша вторая поездка на Сахалин. Что на этот раз послужило поводом для встречи с островом вашей молодости, ведь вы прожили здесь четыре года, на сахалинской земле окончили школу, получили аттестат зрелости?

– Сейчас я прибыл сюда по приглашению региональной общественной организации «Сахалинский корейский клуб», который возглавляет молодой бизнесмен Александр Ли. Под его руководством был создан проект, который называется «Останкинские встречи». Приглашение земляков-сахалинцев особо дорого для меня, ведь, где бы я ни находился, Сахалин никогда не отпускал меня от себя. Меня тянет сюда всю жизнь.

Прошло порядка 25 лет, когда я впервые после долгой разлуки, уже будучи известным писателем, приехал с писательской группой на свой любимый остров. В первый же день своего приезда отбился от группы и, можно сказать, в самоволку поехал в Горнозаводск. Из трех дней, пока в Южно-Сахалинске проходила писательская конференция, два дня я отсутствовал. Но для меня встреча с друзьями моей юности, с которыми бегал на море, ловил рыбу, учился, – была необходима как воздух. Время не обошло нас стороной – мои ровесники повзрослели, поседели. Им было уже по 50, а так как многие работали шахтерами, то, в силу своей профессии, уже находились на заслуженном отдыхе. Произошел резкий временной скачок – из своей молодой компании сверстников я попал в круг друзей-пенсионеров. Но это не помешало нам снова пойти на море, наловить рыбы, сварить уху, пообщаться.

– Это был 1990 год. А какое впечатление на вас произвели нынешние Сахалин, Горнозаводск?

– Второй мой приезд на малую родину состоялся через 20 лет после той первой встречи с островной землей. Меня удивил и даже восхитил обновленный Сахалин. Я увидел здесь все, что вижу в других европейских городах. А Южно-Сахалинск стал и вовсе красавцем – современным городом, где приятно находиться. Впечатляют торговые центры, отели, становятся лучше дороги, обновляются фасады домов. Все это рождает у меня положительные эмоции.

И на этот раз я остался верен себе – в первый же день уехал в свой любимый Горнозаводск. Однако впечатления от встречи с ним остались грустные. Молот перестроечных реформ сильно ударил по населенному пункту. Шахта закрыта. Я встретил только двух своих друзей. Многие уехали из малоперспективного шахтерского поселка. Подойдя к улице своей молодости, увидел, что она разрушена, оставшиеся дома забиты досками. Люди покидают благодатные места. И мне очень больно. Одно радует – власти, и местные, и областные, пытаются вдохнуть новую жизнь в городок. На встрече с жителями Горнозаводска в здании мэрии почувствовал искреннюю заинтересованность всех в перспективах развития некогда крепкого поселка. В этом удивительном месте так и просится создание туристического и курортного центра.

А как писателю мне приятно, что в Горнозаводске помнят меня. К моему приезду была подготовлена книжная выставка с моими произведениями. Кстати, многие их герои носят реальные имена горнозаводцев. Некоторые узнавали себя. Возле одного магазина встретил пожилую женщину, в которой узнал… свою первую любовь. Сердце екнуло. Но она прошла мимо, не узнав меня. Я не стал ее останавливать, просто подумал: прошлое прошло мимо.

Замечательные и очень теплые встречи с сахалинцами состоялись в Корсакове и Южно-Сахалинске. Благодаря хорошей организации Сахалинского корейского клуба, Александра Ли собралась большая аудитория. Я подарил библиотекам Горнозаводска и Корсакова подборки своих книг. Но самое приятное было, когда на встрече просили дать автограф и подносили мою книгу, можно сказать, зачитанную до дыр. Это хороший знак для писателя – его произведения читает уже не одно поколение!

ЗОВ ПРЕДКОВ

– Уже в зрелом возрасте вы прибыли в Республику Корею. Какой была для вас встреча с исторической родиной?

– Впервые я попал на свою историческую родину по приглашению руководства четырех сеульских университетов в августе 1991 года. Мне было предложено преподавать русский язык и литературу. В то время пал «железный занавес», и наконец-то были установлены дипломатические отношения между нашей страной и Южной Кореей. После Олимпиады в Сеуле Россия открыла для себя Корею, а жители Страны утренней свежести увидели не только могучую спортивную силу россиян, но и возможности экономического сотрудничества с нашей страной. Тогда корейцы решили изучать русский, чтобы выйти на российский рынок. По всей стране в университетах были открыты отделения русского языка. Из нашей страны пригласили для этой цели педагогов и всех, кто мог преподавать. Условие было такое – занятия должны вестись только на русском языке. Мне это было сделать легко, так как корейский знаю только на обиходном уровне. Работал я в Корее пять лет. Мне были созданы замечательные условия проживания. Встреча с землей далеких предков стала знаковой для меня. Ранее я никогда не был на своей прародине. Но впечатлило совсем другое – рано утром вышел из отеля и вдруг увидел улицы, заполненные толпами людей. И все были… корейцы! В Москве, в отличие от Сахалина, встретить корейца – большая редкость. А на этническом фестивале, проходившем в это время в Сеуле, я реально почувствовал энергетику корейского народа. Это было такое единение, такая мощь! Меня охватила гордость за эту страну, которую не смогли сломить колонизаторы.

– Уехав из Москвы, последние несколько лет вы жили и работали в Казахстане. С чем было связано ваше возвращение уже не на историческую, а на биографическую – казахскую родину?

– Пять лет назад я получил приглашение от правительства Казахстана. Меня попросили заново перевести на русский язык классиков казахской литературы, потому что старые переводы уже морально устарели. В советские времена многие художественные ценности в произведениях были вырезаны цензурой, и надо было их восстановить. Я перевел роман-эпопею классика казахской литературы Мухтара Ауэзова «Путь Абая». Это четыре мощных тома. Также в моем переводе вышли произведения других казахских писателей – роман Абдижамила Нурпеисова «Последний долг», роман и рассказы Абиша Кикельбаева. В Алма-Аты меня привлекли к реформированию Корейского театра. На его сцене по мотивам моего рассказа «Сыновний суд» был поставлен спектакль «Плач кукушки». В Казахстане я снова вернулся к живописи. Но при этом меня всегда тянуло в родную Россию.

ОСТОРОЖНАЯ МУДРОСТЬ

– Я привык, что слава гуляет отдельно от меня (смеется). Ведь было немало лет непризнания, трудности с писательским дебютом. Но, как ни странно, еще на первых подступах к известности я успел много передумать о том, что будет со мной, если вдруг придет признание. Глядя на людей, вкусивших плод славы (а они, на мой взгляд, становились от лаврового венка слегка невменяемыми), понял, что такой удел не для меня. Поэтому не придаю чрезмерного значения себе и своему творчеству.

– Тем не менее, ваши произведения опубликованы в 25 странах мира. Еще в советское время стали бестселлерами роман-сказка «Белка», роман «Отец-Лес». На ваших произведениях учатся студенты университетов в нашей стране и за рубежом. Разве это не греет душу?

– Такое признание, конечно, дает новые силы в творчестве. С недавних пор ко мне подходят довольно много пятидесятилетних писателей и признаются, что я их литературный учитель. Первое, о чем думаю: милостивый Боже, какой же я старый, раз ко мне приходят такие неюные ученики. Но если серьезно... Я никогда не уходил от учительства. Наверное, это происходит в силу того, что я – восточный человек. На Востоке с древних времен сложился институт учительства, который был очень прост. Ученик сам выбирал себе наставника. Он приходил к уважаемому человеку и просил разрешения быть рядом с ним. И сам ученик определял, сколько времени оставаться со своим учителем. Такое учительство продолжается у меня и сейчас. Те же, кто ко мне приходит, оказываются подготовленными ко встрече со мной – они читали мои вещи, знают тех авторов, которых читал я когда-то: Льва Толстого, Андрея Платонова, Владимира Набокова, Михаила Булгакова, Варлама Шаламова и других. И если мои собеседники читали этих великих классиков, то мы говорим с ними на общем языке. И этим я особо дорожу.

– В большей степени мой жизненный уклад изменился после вступления в Союз писателей СССР. «Союзписательское» существование вывело мою жизнь на новый уровень и придало ей совершенно другой характер. Я перестал быть одиноким волком, приобщился к привычкам литературного социума своего времени. Начал обретать вкус и стремление к благополучному существованию. Незаметным образом происходило в моей душе и некое значительное изменение – я стал гораздо требовательнее к себе. Иногда мне кажется, что написал действительно хорошие, честные книги. А в другой раз холодею при мысли, что слукавил, пойдя на компромисс с суровой действительностью. И самым правильным, может быть, было бы то, к чему привел меня мой юношеский максимализм: писать только в стол, никогда не пытаться получить признания – и так до самой смерти. Когда же она приблизится, надежно захоронить рукописи или сжечь их на костре, развеяв пепел по ветру...

Примерно так и поступил, говорят, мой далекий предок Ким Си Сып –великий поэт и прозаик средневековой Кореи. Он замуровал свои рукописи в стену дома, и лишь через сто лет они были найдены. Это были абсолютно свободные произведения.

Но у меня ничего не вышло. Творческая свобода, которой я дорожил больше всего, была заменена осторожной мудростью. И о чем бы я ни писал, какую бы привлекательную форму ни находил для своих писаний, я в них не достиг, очевидно, всей глубины творческой свободы. Наверное, такое произошло бы в случае, если бы душа моя сгорела во время работы и мозг мой умер от непомерного напряжения. Однако я захотел соединить стремление жить, просто жить достойным образом, с желанием писать и издавать книги. Мой художнический экстремизм благополучно переродился во вполне легальную и приемлемую борьбу по правилам.

ВСЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРОЗА

– Скажите, что вызвало резкое изменение в вашем творчестве? Почему от пантеистских (обожествляющих все созданное на Земле) произведений – «Собиратели трав», «Отец-Лес», «Белка» – вы пришли к гротескному «Поселку кентавров», мистической «Онлирии»?

– Перемены связаны с моим крещением. Я стал христианином в 40 лет. Мой крестный – замечательный актер Иннокентий Смоктуновский. Безмятежный пантеист (от греч. – всебожие; обожанье природы, боготворенье всего созданного, вместо Создателя) ушел. Соответственно произошли и внутренние перемены. Я обрел общечеловеческую тревогу о будущем человека, которой пронизано все христианство. Ведь самое главное упование человека-христианина не в победе над смертью, а в воскресении...

– Безусловно. Сначала, как всякий молодой художник, я писал о жизни. А жизнь во всем ее многообразии давала массу тем. Позже задумался о смерти. В своих произведениях хотел найти ответ на мучивший меня вопрос: а зачем все нужно, если человек умирает? стоит ли тогда жить? Я стал думать и писать о смерти. Начал ее исследовать во всех аспектах, которые были мне доступны. Дальше, разобравшись для себя в этом вопросе, пришел к теме бессмертия.

Исходя из нее, получается, что каждый из нас бессмертен, поскольку бессмертна душа. Человек, проживая на Земле свою временную жизнь, проживает тем самым отрезок вечности. А вообще через себя, через своих героев я изучаю феномен человека. Его роль в этом мире. Но изучение идет не от начала (где он родился, вырос), я предвижу его… до рождения. Предвижу его «бытие» и после смерти. То есть рассматриваю человека под космическим углом зрения.

– Меня беспокоит то, что во всем мире, и в частности у нас в России, происходит сведение нравственных и духовных ценностей только к материальным. А ведь, когда нет духовного, тогда уходят боги. Это страшно, что человеческими душами правит доллар, а проще – «желтый дьявол». Он поработил весь мир, наши души, природу и будущее человеческой жизни. И то, что сейчас в Европе, Америке, России и других странах наблюдаются ужасные природные аномалии, – это все порождено самим человеком. Люди, потеряв богов, в погоне за прибылью приобрели массу общечеловеческих, природных, экологических проблем. И меня это очень беспокоит.

– Анатолий Андреевич, хотите еще раз приехать на Сахалин? И что бы вы хотели пожелать сахалинцам?

– Я всегда хочу бывать на Сахалине. Поэтому готов приезжать сюда снова и снова. А пожелание сахалинцам, особенно горнозаводцам, – чтобы они свою жизнь, свое будущее взяли в свои руки. Не надо ждать, что кто-то придет и изменит существующую действительность. Нужно действовать, инициировать реализацию перспективных проектов, двигаться вперед, не цепляясь за прошлое. И пусть сахалинцы гордятся своим замечательным, чудным островом. Я объездил почти весь мир, но знаю, что нет ничего прекраснее Сахалина.

Анатолий Ким – русский прозаик, драматург и переводчик. Писатель с мировым именем, автор нескольких десятков книг, переведенных на множество языков мира, в том числе на английский, датский, испанский, итальянский, китайский, корейский, немецкий, финский, французский, японский. Его творчество входит в программы отечественных и зарубежных университетов. Член Союза писателей СССР (1978).

Родился Анатолий Ким в 1939 году в с. Сергиевка Казахской ССР. По национальности кореец. Учился в Московском художественном училище Памяти 1905 года, окончил заочно Литинститут (1971).

Был членом правлений СП РСФСР (1985–1991) и СП СССР (1986–1991), исполкома Русского ПЕН-центра (с 1989).

Академик Академии российской словесности (1996).